Сороковой день – по сравнению с трапезой седьмого дня более важный, но по сравнению с похоронной менее значимый. Тенденция к обильности проявляется и здесь. По сведениям рассказчиков, раньше на сороковой день присутствовали только члены семьи и ближайшие родственники. Его обязательно отмечали на сороковой день после смерти, так как верили, что душа усопшего на этот день окончательно покидает дом, этот мир и утверждается на небесах. После этого до годовщины только по поминальным дням ставился ритуальный стол. Трапеза же сорокового дня была свободна от строгих запретов тем более, если она справлялась не во время поста. Допускалось мясо, как вареное, так и жареное. Порядок обносимых блюд обычно повторял порядок поминок. Тосты также подчинялись определенным ограничительным нормам. Излишество в еде и в питье вина считалось постыдным. До начала общей трапезы небольшой стол накрывался и на кладбище.
Годовщина. После сорокового дня настает черед годовщины. Она, после похоронных поминок, представляет самую большую трапезу. Сам термин «годовщина» означает завершение годичного траурного цикла. Исходя из этого, ее обрядовое застолье является заключительным этапом устраиваемых за этот период застолий. За этим следует смена существующего траурного режима. Жизнь близких покойника с этого времени переходит в обычный ритм, но сакральные застолья в виде маленьких ритуальных столов продолжаются и даже во время праздничных застолий, включая храмовые праздники, всегда поминают ушедших, поминают их души вином и хлебом. 
Вернемся к трапезе годовщины. В этот день формально соблюдаются почти все те же правила, что и во время поминок. Тамадой назначают того же, кто был им на поминках, и количество «тостов» так же регламентировано (семь или девять). Хотя эти правила часто нарушаются. Стол отличается особым обилием и разнообразием. Стараются обязательно справлять годовщину не во время поста, так как не обязательно связывать его с точной датой. Поэтому могут справлять и позднее, а меню не ограничено. Необходимо заколоть убоину (жертвенное животное). Из ритуальных блюд вновь обязательны кутья, плов, мясо, как вареное, так и жаренное.
Маленький стол накрывают сначала на кладбище, а большой – после возвращения с кладбища. На него специально приглашают тех лиц, которые по каким-либо причинам не присутствовали на прежних поминках. Что касается тостов, то они, как правило, произносятся в следующей последовательности. Приводим приблизительное число тостов. Их девять. Тексты тостов в различных уголках Грузии более или менее различны, интерпретированы и являются плодом ораторского искусства тамады. Гораздо больше архаизмов сохранилось в молитвах, произносимых на храмовых праздниках («Хатоба»), которые в свою очередь, включают и тосты. (Подробнее об этом см. в нашей статье «Сакральная семантика ораторского искусства в грузинском застолье (тосты)» // Сборник «Грузинское наследие» V, Кутаиси, 2001).
- Первый тост должен был быть поднят в честь поминания усопшего. Его текст приблизительно таков: «Пусть Бог утвердит вечную обитель усопшему, да будет его душа в свете, а оставленным им на земле долголетие, радость, помянем покойника».
- Второй тост – память об ушедших из этой семьи, ранее скончавшихся, следовало произносить как молитву: «Да упокоит Господь усопших, да будут поминаемы и не преданы забвению те, кто ждет поминания от нас».
- Третий тост – посвящен членам семьи покойного; каждого из них следовало охарактеризовать, соблюдая очередность по старшинству.
- Четвертый тост – выпивается за здравие кровной родни покойного, братьев, сестер и их семей.
- Пятый тост – опять принадлежит близкому кругу покойного: двоюродным братьям, сестрам и т. д.
- Шестым тостом – благословляют на счастье и радость будущее поколение: детей, внуков и т. д.
- Седьмой тост – провозглашается за мир и благополучие: «Да избавит нас Бог от горя и ниспошлет нам радость»
- Восьмой тост – произносится за целостность семьи и продолжение жизни.
- Девятый тост – последний — «ковладцминда» – выпивается за всех святых.
И за этим должна следовать песня, означающая, что траур окончен и семье надлежит продолжать обычную жизнь. Это называется «открытие потолка» («Черис ахда» или «Черис ахсна») «снятие крыши». По словам Тедо Сахокия, этот ритуал выполнялся в Картли и во время праздников, и во время траура, но большей частью на годовщине, когда должны были петь так громко, чтобы голоса сотрясали потолок и могли «поднять его». По наблюдению автора, этимология этого высказывания означает то, что в прошлом наши дома, особенно крестьянские, были без окон и для того, чтобы из такого дома услышали голоса пирующих, следовало «снять крышу». возможно, раньше и вправду ее поднимали.
Этнолог С. Габуния не соглашается толкованием Т. Сахокия и для объяснения этого ритуала приводит баскские параллели. По традициям басков, когда в доме у них находится умирающий, они поднимаются на крышу и снимают черепицу, чтобы открыть душе покойного дорогу к небу, к вечной обители. Мы разделяем точку зрения автора и считаем, что в данном случае имеем дело с идентичным обычаем, выполняемым для освобождения души. Что подтверждается и словами рассказчиков:
«В день годовщины душа покойного навсегда оставляет дом». Логично, что после этого завершается траур и начинается обычная жизнь. Хотя это не означает окончательного забвения покойного.
Траурный этикет годовщины в подобной форме сохранился у нас почти по сегодняшний день. Исключение составляет только Тушети и Пшав-Хевсурети, где годовщину завершают «скачками». Это соревнование коней и всадников – своеобразный обряд спортивного зрелища, соревнование, в котором по верованиям местных жителей, наряду с живыми, участвует и душа умершего в виде специального для него разубранного «коня души» («сулис цхени»). Коней на скачках пускали по определенному маршруту и по пути следования ставили для них таблу. Всадник знал, в какое село ему следовало въезжать, и кто там должен был приготовить угощение. Это не происходило произвольно. Если покойник был мужчиной, то вначале ехали к братьям матери и своим однофамильцам, а если покойницей была женщина, то вначале – в дом ее отца, затем к братьям матери и уж только потом к родственникам мужа. Об этом обычае Н. Абакелия пишет, что он вполне соответствовал древним верованиям и представлениям о «мгебреби» (о лицах, совершавших специальные ритуалы для покойника), поскольку на поминальной трапезе, кроме поминания усопшего и здравицы в честь близких, обязательно выпивали тост за «Мгебреби», т.е. за провожавших покойника в потусторонний мир.
