Заклание принесенных в жертву животных, коллективная трапеза и ее видоизмененные формы (раздача, распределение) служили разным, одновременно земным и потусторонним делам. На основе ретроспективного анализа подобных обрядов Ир. Сургуладзе заключает, что: «перенесение богатства и продуктов в поминальные трапезы и ритуалы, в которых особенно бросается в глаза обилие, желание щедрой раздачи, обусловлено тем, что понесенные затраты не исчезают и все до единого доходят до покойника. Эта мысль лежит в основе бессмертной сентенции Ш. Руставели «что раздашь – к тебе ж вернется, а что нет – то все чужое».
Отражением этих представлений, бесспорно, является обряд проводов покойника с закланием животных, который в большей степени сохранился в Восточной Грузии. Закалывают быка, барана (а иногда обоих вместе). Голова и ноги животного, подобно «тавриели» (шкура и голова животного) отдают тому, кто заколол животного. Из мяса готовится ритуальная пища; это дело –прерогатива мужчин – «мзареули» (поваров), а женщинам поручается только приготовление растительной пищи и ее подача на стол.
Определенные нормы этикета соблюдаются и в распорядке стола. В сепа, во дворе, столы расставляются таким образом, чтобы обслуживающий персонал мог свободно двигаться. Функции каждого из них были строго разграничены: одни подносят хлеб, другие блюда, а питье – виночерпии («мерикипееби»). Всем этим руководит один распорядитель («тавикаци»). А делами для женщин – распорядительница («тавикали»). За стол мужчины и женщины садятся порознь (часто для женщин накрывают стол в доме, а для мужчин – во дворе). Стол мужчин обслуживают мужчины, женщин – женщины. Такой порядок распределения (родовая сегрегация), как известно, указывает на существование в древности раздельного пространства – для женщин и для мужчин, что в течении времени испытывает явную трансформацию.
Подобно праздничному застолью и у траурного застолья есть свой руководитель («тамада») («пурис упали» // «цинамдзголи» // «цинамдзгвари»), но с той разницей, что здесь тамаду не выбирают, а непременно назначают (из круга близких родственников семьи). Он, в соответствии с траурным застольем, соблюдает своеобразный обряд пития и произносит столько тостов, сколько, согласно традиции, принято в подобных случаях, поэтому эти тосты большей частью произносятся в память об усопшем в форме поминания и в тоже время подразумевают символическую связь с оставшимися и продолжением жизни. В прошлом количество этих тостов было строго регламентировано и, как правило, не превышало сакральной цифры 7.
Первым произносили тост в память об усопшем, во время которого мужчины вставали. Текст был приблизительно такой: «Да будет светлой память усопшего; царствие небесное его душе; пусть он обретает вечное пристанище; да будет ему пухом родная земля; путь его будет праведным и да благословит он свою семью; пусть в оставленной им семье больше не будет горьких утрат и т.д.» По сведениям информаторов, только после этого разрешалось «преломить хлеб», так как до этого поминального тоста начинать трапезу считалось недопустимым. В связи с этим поминальным тостом интересна еще одна деталь: согласно распространенному в Восточной Грузии (Картли, Кахети) обряду, до того, как сесть за поминальный стол (после омовения рук), присутствующих обносили хлебом, замоченным в вине («Боглоцом»). В вино обмакивали тот хлеб (лаваш), который до этого преломляли над грудью покойника и считалось, что этот кусочек был необходимой едой для усопшего. В других уголках Грузии этот обычай не встречается, но он заменяется обрядом обмакивания хлеба в стакан с вином или, наоборот, окроплением хлеба вином, что по содержанию означает тоже действие, что и обнесение присутствующих «боглоцом». Существует предположение, что этот ритуал – поминание покойника смоченным в вине хлебом – литургия причащения к плоти и крови Христа (на что мы указывали выше), но возможно в этом случае «разливание вина на хлеб» связано с еще более древним в частности с жертвенным библейским ритуалом пролития крови, как это предполагал П. Солярский. Сам обряд – пролития крови жертвенного животного с целью причащения к его силе, испитие ритуального напитка и «омовение» рук, хронологически является очень древним и сохранился и на храмовых праздниках. Вполне допустимо, что вино наделялось святой функцией крови, что впоследствии вошло в концепцию раннехристианской веры. Хотя, повторяем, это наше предположение, а не утверждение.
